Фото: Пусковые ракетные установки подводной лодки, оснащенной баллистическими ракетами, ликвидируются в рамках программы “Совместное уменьшение угрозы”, реализуемой Агентством по уменьшению оборонной угрозы Министерства обороны США (DTRA). (Фото DTRA)

В 2002 году, в городе Челябинске, расположенном на восточном склоне Уральских гор (надо отметить, что сам Урал находится так близко к Сибири, чтобы его постоянно путают с ней), я усердно готовилась к экзаменам с целью получить “красный” диплом по специальности “Лингвистика и межкультурная коммуникация”.

Я всегда была страстной любительницей изучения иностранных языков, однако тогда я ещё не знала, что меня ждёт многолетнее путешествие, направленное на построение мостов между США и Россией с целью сделать эту планету немного безопаснее от оружия массового поражения. Это было частью программы “Совместное уменьшение угрозы” Агентства по сокращению угрозы Министерства обороны США.

Фото предоставлено Натальей Ромашко

Сегодня многие знают, что во времена “холодной войны” между США и Советским Союзом существовала высокая ядерная напряженность, но мало кто помнит, сколько именно видов оружия и систем вооружения было создано в то время. Одним из таких впечатляющих примеров является советская подводная лодка класса “Тайфун”, способная осуществлять запуск баллистических ракет с ядерными боеголовками СС-Н-20 по классификации НАТО.

Самая большая из когда-либо построенных в мире подводных лодок класса “Тайфун” могла вмещать в себя 48 тысяч тонн воды при погружении и оснащалась экипажем до 160 человек. Ее длина достигала приблизительно длины четырех футбольных полей, ширина – размах крыльев самолета Боинг 747, а высота от киля до вершины паруса была больше, чем у двух наложенных друг на друга синих китов.

После окончания “холодной войны” во всем мире возникла серьезная озабоченность по поводу опасности, которую представляет собой большое количество дополнительного вооружения. Тогда была создана программа “Совместное уменьшение угрозы”, направленная на снижение угрозы, исходящей от ядерного, химического и биологического оружия массового поражения, а также связанных с ними материалов на территории бывшего Советского Союза.

Это возвращает нас в 2002 год и в г. Челябинск, где американская корпорация “Парсонс” получила контракт на утилизацию баллистических ракет подводного базирования для подводных лодок класса “Тайфун”, которые больше не находились в эксплуатации. Эти ракеты, разработанные в 1970-х годах и впервые принятые на вооружение в 1983 году, работали на твердом топливе.

Такое топливо со временем покрывалось трещинами, что могло привести к мощному взрыву изделия. Более того, по мере старения ракет даже их перемещение становилось все более опасным. Утилизацию этих изделий военного назначения было принято решение реализовать совместными усилиями России и США, задача, которая требовала участие, в том числе, и профессиональных лингвистов-переводчиков.

Только что получив свой диплом с отличием, я была принята в компанию “Парсонс” как раз на эту работу.

Основная часть работы, как я узнала, будет проходить в небольшом горном городке Миасс в Челябинской области, примерно в 100 км от места моего проживания. Миасс был очень живописным местом, окруженным красивыми лесами, озерами и реками, и мы ехали туда потому, что именно там КБ им. академика В.П. Макеева изначально проектировало и создавало ракеты.

Я и не подозревала, что ракеты подводного базирования создавались так близко от дома. Вы, наверное, задаете себе тот же вопрос, что и я: кто вообще решил строить ракеты для подводных лодок в горах?! И мы принялись за работу.

Признаюсь, переезд туда был довольно сложным, несмотря на то, что от моего дома до него было всего несколько часов езды. В Миассе была одна главная дорога, два жилых поселка, пара ресторанов, несколько небольших продуктовых магазинов, гостиница, может быть, парикмахерская, но не более того. Для всего остального, нужно было ехать в Челябинск.

Я могу только представить, каково было членам американской команды, которые, помимо того, что были направлены в относительно отдаленный российский город, где практически нечем было заняться, в основном зависели от одного человека (меня), чтобы общаться с местными жителями или выполнять какие-либо задания. Найти англоговорящих людей было сложно даже в Челябинске, а уж в близлежащих небольших городах – практически невозможно.

Фото предоставлено Натальей Ромашко

В связи с таким положением дел мне пришлось организовывать… ну… практически все. От поиска жилья и заключения договоров аренды до организации офиса и регистрации иностранных граждан. Поскольку никакой инфраструктуры не было создано, сначала мы несколько месяцев жили в потрясающем санатории на берегу озера, что было интересным началом.

Очевидно, что среди всех этих неотложных и необходимых вопросов, связанных с материально-техническим обеспечением и передислокацией, главное значение имело установление контакта с российскими коллегами на местах. Их знания, опыт и вклад были крайне важными для успешного решения этой задачи.

Во-первых, это включало в себя встречи со специалистами из Конструкторского бюро им. Макеева. Во-вторых, сотрудничество со Златоустовским машиностроительным заводом “Златмаш”, который специализировался на производстве данных изделий военного назначения изначально.

Первые впечатления от этих встреч невозможно переоценить.

С одной стороны, для российских компаний это был первый опыт работы над совместным проектом с США, с другой стороны, было очевидно, что между ними существует определенное различие во взглядах. Конструкторское бюро стремилось к установлению главенствующей роли, а завод “Златмаш” – к тому, чтобы его интересы были полностью учтены.

Ни в одной из компаний не было выделенного англоговорящего персонала, поэтому было крайне важно установить комфортное доверие и обеспечить бесперебойную работу.

Ключом к успешному запуску проекта стало решение установить два независимых контакта как с конструкторским бюро, так и со “Златмашем”, поскольку наличие двух независимых каналов связи позволило бы добиться большей прозрачности во взаимоотношениях.

Обстановка для каждой встречи была невероятно строгой. Организация посещения самих рабочих объектов требовало много времени из-за необходимости предварительного оформления соответствующих разрешений. На объекте строго соблюдались правила безопасности, и во избежание недоразумений и случайных нарушений было крайне важно соблюдать все правила.

Фото предоставлено Натальей Ромашко

Электронные устройства, включая кабели и аксессуары, были строго запрещены. Поэтому я взяла на себя обязанность быть особенно внимательной ко всем, кто приезжал, чтобы убедиться, что они ничего не забыли оставить такие предметы в отведенных для этого местах. Знаете, как говорят: “Если сомневаешься, лучше переспросить”. Так вот, в данном случае, учитывая важность и деликатность ситуации, я бы сказала: “Даже если не сомневаетесь, все равно переспросите. Вы можете быть удивлены”.

И хотя за последующие десять лет не было ни одного нарушения правил, для этого нужно было быть всегда предельно внимательным, что бывает непросто. Однажды, во время визита большой делегации из США, я, как обычно, закончила помогать всем и чуть было не забыла оставить свой собственный телефон. К счастью, я вспомнила об этом в последний момент и не возникло никаких проблем.

По практическим соображениям встречи проходили в офисных помещениях американского подрядчика или на объектах по утилизации ракет (хотя для этого требовалось заранее запрашивать доступ, что каждый раз занимало полтора месяца).

Часто будучи единственным человеком, обеспечивающим общение 99,9% времени, я не могу представить себе ничего более сложного, чем необходимость обеспечить языковой поддержкой всех многочисленных участников, каждому из которых есть что сказать в ходе ограниченного по времени совместного визита. Специалисты с обеих сторон активно общались, и я находилась в гуще событий и должна была оказать всю необходимую поддержку на высшем уровне.

Я решила всегда сосредотачиваться на главной сути вопроса, а не только на отдельно сказанных фразах. Моя задача, на мой взгляд, заключалась в том, чтобы проанализировать сказанное и выдвинуть дополнительные предложения и идеи относительно того, что могло иметься в виду. Это включало в себя анализ дискуссии и попытку предоставить американской стороне дополнительный анализ контекста встречи, специфики использования языка и даже невербальных элементов (что практически невозможно сделать на ходу).

Порой все это мне удавалось с меньшим успехом.

Однажды представитель конструкторского бюро пытался донести свою мысль. Видно было, что он волнуется, с трудом подбирает слова, начинает и бросает фразу, а потом снова начинает. Мне было неловко, но, не перебивая его ни на секунду, я терпеливо дала ему договорить, а затем перевела суть сказанного.

Это вызвало вопрос со стороны моего начальника, который поинтересовался, почему, когда представитель российской стороны “говорил около пяти минут”, мой перевод занял всего тридцать секунд. Очевидно, что я была настолько сосредоточена на том, чтобы эффективно передать то, что было сказано на самом деле, что не заметила, что важно и то, как это было сказано.

Надо помнить, это была напряженная, интенсивная обстановка, поэтому даже незначительные детали воспринимались с большим вниманием. К счастью, такое случалось редко, и по мере роста моей уверенности в себе подобные ситуации больше не возникали.

Есть еще один переводческий анекдот, который я всегда вспоминаю. Это был один из очень редких случаев, когда на “Златмаше” один из сотрудников выполнял функции переводчика на английский язык, на этот раз для директора завода. К сожалению, этот человек не был профессионально подготовлен, поэтому случайно пригласил американскую сторону “выпить чашку чая в уборной”!

Это может показаться забавным, но на самом деле это лингвистическая ловушка, в которую достаточно легко попасть. В то время как в русском языке широко распространено использование термина “комната отдыха”, в американском варианте английского языка слово “restroom” означает совсем другое.

Естественно, это было искреннее приглашение в адрес американской команды после проведенной встречи выпить чаю перед отъездом с объекта. Вреда от этого не было, но эта история напомнила мне о том, насколько деликатной является моя работа. Представьте себе такой неправильный перевод или неверное толкование какого-либо другого важного аспекта проекта.

Кроме того, необходимо было сбалансировать культурные различия. В российском деловом мире все должно быть оформлено в письменном виде. И я имею в виду все, независимо от того, насколько это незначительно. Поэтому, чисто для эффективности, мы договорились, что все сообщения с российской стороны будут вестись на русском языке. Если бы потребовался перевод на английский язык, то процесс растянулся бы на несколько недель.

Я всегда очень серьезно относилась к своей работе. В частности, я придавала большое значение тому, чтобы уловить, проанализировать и передать аргументы, за которыми стояли искренние озабоченности, особенно для того, что избежать, чтобы эти обеспокоенности не были неверно истолкованы как отсутствие желания в решении какого-либо вопроса.

Очевидно, что моя работа стала гораздо шире, чем просто исполнение лингвистических обязанностей. Но язык – это великий связующий элемент, и одной из самых важных составляющих моей работы было построение прочных отношений.

Фото предоставлено Натальей Ромашко

Установление доверительных отношений помогало решать вопросы до того, как они перерастали в серьезные проблемы. В частности, однажды речь шла о том, что возникла необходимость замены специализированного оборудования для разделения ступеней ракет, которое вышло из строя. Его замена не только потребовала бы больших затрат, но и заняла бы несколько месяцев, что существенно сказалось бы на сроках и общей продуктивности проекта.

Чувствуя всю серьезность ситуации, я осторожно обратилась к российской команде с целью выяснить, можно ли адаптировать для нужд проекта какое-либо из уже имеющегося у них оборудования. Они серьезно отнеслись к моему предложению, так как были заинтересованы в продолжении проекта. Несмотря на то, что нам пришлось потратить время на реконфигурацию и последующую сертификацию адаптированного оборудования, такое решение оказалось гораздо менее затратным и трудоемким, чем можно было ожидать в противном случае.

В другом эпизоде, на этот раз касающемся ремонта железной дороги, я заметила некоторую неуверенность со стороны российской делегации. Хотя они были благодарны за то, что американская команда провела экстренный ремонт – задача, за которую фактически отвечала российская команда, – они выразили обеспокоенность тем, что эта проблема может повториться. У российского предприятия отсутствовали запасы железнодорожных стройматериалов, что могло привести к повторному возникновению проблемы по ремонту железнодорожного полотна.

Принимая во внимание всю деликатность ситуации, я посоветовала им высказать свои опасения, независимо от того, насколько это может быть неудобно. Очевидно, что лучше решить вопрос полностью один раз, чем ждать, пока проблема возникнет вновь. Приняв мой совет во внимание, российская команда сообщила о своих обоснованных и оправданных потребностях, которые мы смогли оперативно удовлетворить и тем самым предотвратить возможную остановку работ по той же самой причине повторно.

По мере реализации проекта я была переведена в Москву для продолжения оказания поддержки. Выполнять работу в условиях необходимости координации рабочих процессов в трех международных часовых поясах (Вашингтон – Москва – Миасс) было гораздо менее сложным, благодаря отлично налаженным рабочим отношениям.

Это было еще задолго до того, как использование технологии виртуальных телеконференции с помощью «Zoom» стало нормой, поэтому велись регулярные телефонные переговоры, в ходе которых мы могли обмениваться информацией, опережая официальные письма и электронную переписку, что позволяло экономить драгоценное время. Официальные дипломатические каналы и каналы между правительствами пронизаны протоколом, поэтому возможность позвонить российской стороне, прежде чем отправить письмо по электронной почте (потому что “все всегда должно быть в письменном виде, понимаете?”), помогала двигаться вперед гораздо быстрее.

Вся работа по утилизации ракет с подводных лодок класса “Тайфун” заняла около десяти лет – с конца 2002 года по сентябрь 2012 года. Мы ликвидировали более семидесяти ракет, которые когда-то несла самая большая из когда-либо построенных подводных лодок в мире. Поставленная задача была успешно выполнена, хотя несколько раз продолжение проекта было под серьезным вопросом.

Этот рассказ был бы неполным, если бы я не упомянула о том, какое огромное впечатление произвел на меня американский коллектив во время всего проекта. Я ни разу не услышала ни одной серьезной жалобы или протеста. Представьте себе на минуту, что вы остановились в отеле, окруженном замерзшим озером и лесом, без работающего отопления при температуре минус 20 градусов по Фаренгейту.

Для меня этот проект имеет особое значение. Я включилась в него в самом начале и проработала до его полного завершения. За это время я проработала в двух компаниях, дважды переезжала в разные города и исполняла пять ответственных обязанностей – от лингвиста до координатора программы ликвидации стратегических наступательных вооружений.

Если что-то и можно выделить в качестве убедительного примера преодоления трудностей – я имею в виду не только морозную погоду, но и возникающие, зачастую неожиданно, рабочие проблемы, – так это то, что их можно преодолеть, если все участники разделяют важность поставленной задачи и готовы работать вместе, налаживая при этом мосты, языковые или иные.

Мнения, выраженные в этой статье, принадлежат автору и не обязательно отражают точку зрения Stanley Center for Peace and Security или любого другого агентства, учреждения, или партнера.

This story is also available in English.